О законности, справедливости, конкурентности и рабочей группе ЦИК по жалобам

О заседании рабочей группы 1 августа я писал, что оно произвело на меня тяжелое впечатление. О заседании 6 августа можно сказать иначе: масса впечатлений самых разных.

Заседание транслировалось, и многие его смотрели. Но не знаю, многие ли посмотрели все: оно длилось шесть часов – две половины по три часа с получасовым перерывом. В любом случае репортаж будет полезен.

На заседании рассматривались жалобы пяти кандидатов. Но прежде чем рассказать о рассмотрении каждой жалобы хотелось бы сделать общий комментарий.

1. Общая картина

Кандидаты и их представители вели себя по-разному. Так, представители Дмитрия Гудкова (Виталий Венидиктов и Евгений Порошин) и Елены Русаковой (Григорий Толкачев и Алексей Рыбин) спокойно, без эмоций, по деловому акцентировали внимание на юридической стороне дела, аргументировано старались отбить забракованные подписи.

Представитель Екатерины Игнатовой Александр Лебедев был достаточно эмоционален, много критиковал ОИК и МГИК, делал обобщающие заявления. В то же время он вполне уместно цитировал закон, приводил в пример судебную практику и решения Конституционного Суда. В частности, он безуспешно призывал рабочую группу внимательно прочесть пункт 8 части 7 статьи 37 Избирательного кодекса города Москвы.

Любовь Соболь и ее представитель Александр Помазуев вели себя эпатажно, резко критиковали ЦИК и Эллу Памфилову (не всегда корректно). В ходе обсуждения жалобы Соболь постоянно возникали перепалки, Соболь и Памфилова перебивали друг друга и пытались друг друга перекричать. Соболь и Помазуев не скрывали, что говорят не для членов рабочей группы, а для тех, кто смотрит трансляцию. Тем не менее, они высказали ряд важных (в том числе и с юридической точки зрения) тезисов, часть из них я бы тоже сказал, если бы захотел выступить (об этом чуть позже).

Разумеется, отношение членов ЦИК к этим кандидатам и представителям было разным. Представителей Гудкова и Русаковой они даже хвалили. Николай Булаев, например, высказал мнение, что команда Дмитрия Гудкова провела хорошую работу, но есть недостатки, которые не дают возможность его зарегистрировать (как это контрастировало с нашумевшим заявлением Валентина Горбунова о том, что у оппозиционеров, включая Гудкова, «не было ни цели подписи собрать, ни в гордуму попасть. Зачем им это? Ведь если их фамилии появились бы в бюллетенях, они набрали бы не больше 1% голосов»; я даже предполагаю, что Булаев намеренно пытался дезавуировать глупость Горбунова).

К Лебедеву, Соболь и Помазуеву отношение было скорее враждебное. Памфилова, в частности, упрекала Лебедева и Помазуева в том, что они делают все, чтобы настроить членов ЦИК против своего доверителя.

Однако, независимо от стиля поведения кандидата и его представителей, результат у всех был абсолютно одинаков: рабочая группа рекомендовала всем отказать. И сегодня ЦИК в конце концов всем отказала.

На этом заседании продолжилась линия, намеченная на предыдущем. Все кандидаты, кроме Соболь, благодарили ЦИК, говоря, что впервые встретили доброжелательное отношение, и жаловались на ОИК и МГИК, которые отнеслись к ним предвзято. В частности, все говорили, что только в ЦИК они узнали, какие подписи МГИК оставила в качестве недействительных.

И как бы член МГИК Дмитрий Реут не изворачивался, предвзятость ОИК и МГИК, их двойные стандарты были очевидны, и это фактически признавалось членами ЦИК.

Кстати, до заседания я задал вопрос Реуту: почему я не вижу на сайте МГИК решений МГИК по жалобам. Ответ меня обескуражил: мы такие решения никогда не публикуем и не считаем себя обязанными их публиковать. Вот такие представления у МГИК об открытости и гласности.

Соболь и Помазуев в отношении ЦИК были столь же критичны, сколь и в отношении нижестоящих комиссий, но тут они были не во всем убедительны, в частности, им не удалось опровергнуть утверждения сотрудников аппарата, что они сами не воспользовались теми возможностями, которые им были предоставлены. С другой стороны, в отношении проверки почерковедов не убедительны были представители ЦИК (и это, видимо, не случайно).

В целом же у меня создалось стойкое ощущение, что в этой пьесе ОИК и МГИК играли роль злого полицейского, а ЦИК – доброго. При этом ЦИК производил впечатление слаженного коллектива, где каждый играл отведенную ему роль. И только Элла Памфилова периодически «ломала» роль, пытаясь понять: а вдруг есть шанс опустить долю подписей ниже 10%.

Я не хочу, чтобы меня поняли превратно: я не утверждаю, что все было срежиссированно. Скорее все же каждый выбрал сам тут роль, которая ему больше подходит. И, конечно, выбор роли доброго полицейского вызывает некоторое уважение.

Но в целом получилось именно то, что надо было, чтобы снизить накал (и только Соболь эту картину сломала). ОИК и МГИК сделали все от них зависящее, чтобы кандидатам было трудно отбивать подписи и другие претензии. Потом ЦИК им предоставила необходимую информацию, но времени для отбивания уже было недостаточно.

2. Что я мог бы сказать

Я не стремился выступать на заседании. Я видел, что членов ЦИК не убедить: они уже все заранее решили. К тому же тот вопрос, который меня волновал сильнее всего (о заключениях почерковедов), все заседание был на периферии внимания (больше всего он обсуждался у Соболь, но там уже эмоции били через край).

Я лишь пытался обозначить проблемы и свою позицию короткими вопросами и репликами.

Но если бы обстановка позволила мне выступить достаточно подробно, я сказал бы примерно следующее.

Я понимаю, что мне не убедить членов рабочей группы. К сожалению, проблемы, которые мы обсуждаем, не новые, я о них говорю уже не один год. И уже сложилась определенная практика, и на эту практику тут неоднократно ссылались. Практика, я уверен, антиправовая, но от нее очень трудно теперь уйти.

Я никогда не призывал и сейчас не призываю не соблюдать закон (примерно то же самое говорили Соболь и Помазуев).

На прошлом заседании один из членов ЦИК полушутя сказал, что только одному человеку удалось воскреснуть из мертвых. И я вспомнил, что этого персонажа тоже обвиняли в нарушении Закона. Но он отвечал: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить».

Но исполнять закон можно по-разному. Особенно такой закон, как нынешний, где много пробелов, неясностей и противоречий.

Я основываюсь на том, что все неясности и противоречия нужно толковать в соответствии с правовыми принципами и духом закона. И когда Элла Александровна говорит, что все сомнения надо толковать в пользу кандидата, она исходит именно из этих принципов и духа закона и Конституции.

Но нам на практике все время демонстрируется противоположный подход. Например, вот у кандидата нашли какое-то нарушение. И что? Никто не говорит, что нарушение не надо замечать. Но является ли данное конкретное нарушение основанием для отказа в регистрации или для признания подписи недействительной? Почему-то так даже вопрос не ставится. Нарушение есть – и все, кандидата нет. За любое нарушение высшая мера электоральной ответственности? Нет, закон не так говорит. Он говорит, что перечень оснований для отказа в регистрации, для признания подписи недействительной – исчерпывающий.

А дальше начинается расширительное толкование закона – именно там, где оно недопустимо. Неточное оформление документа приравнивается к его отсутствию. Извините, это разные нарушения. И если в законе написано, что основанием для отказа является отсутствие документа, то из этого совершенно не следует, что можно отказать из-за неточностей в оформлении такого документа.

Еще один момент. Есть нарушения устранимые и неустранимые. И закон обязывает избирком сообщать кандидату заранее о найденных нарушениях. Если избирком обнаружил устранимое нарушение и сообщил об этом кандидату, то у кандидата есть возможность нарушение исправить. Если такое нарушение избирком не обнаружил или обнаружил, но намеренно не сообщил о нем кандидату, никто не имеет права карать за него кандидата – ни вышестоящий избирком, ни суд.

По поводу того, как надо исполнять закон при проверке подписей почерковедами – отдельный больной вопрос, я на нем остановлюсь позже.

Я знаю, что моя трактовка закона противоречит уже сложившейся судебной практике, о ней здесь не раз говорили. Но судебная практика – не закон. К тому же практика все же противоречива. Члены ЦИК говорят: зачем принимать решение, которое потом со стопроцентной гарантией будет отменено Верховным Судом?

Я полагаю, что стопроцентная гарантия – это только в случае, если решение принято где-то выше и ЦИК, и Верховного Суда. И пусть решение суда остается на совести судьи. Члены ЦИК должны принимать решение в соответствии со своими представлениями о том, как надо исполнять закон.

3. О законности, справедливости и конкурентности

Для меня важно защитить такие принципы как законность, справедливость и конкурентность выборов (то же самое говорила и Соболь).

Ситуация очень острая. Я чувствую ответственность и необходимость быть объективным: я имею основания полагать, что мое свидетельство будет весомым на суде истории. И приходится никому не верить на слово, ни одной из сторон.

Я стараюсь не использовать понятия оппозиционные кандидаты или независимые кандидаты. Мои рассуждения в равной степени относятся как к кандидатам, которых обычно характеризуют как несистемную оппозицию, так и к кандидатам, близким к «Единой России», но по какой-то причине получившим отказ (как, например, Екатерина Игнатова).

Единственное, что я считаю твердо установленным фактом: среди кандидатов, получивших отказ в регистрации, значительная часть имеет существенную поддержку избирателей. В отличие от голословных утверждений Горбунова, мой вывод основан на статистике предыдущих выборов, и он получил подтверждение в ходе недавних массовых акций: политики, не имеющие поддержки, столько людей на улицу не смогут вывести. И одновременно среди зарегистрированных кандидатов много тех, кто такой поддержки не имеет. В последнем мы все сможем убедиться 9 сентября.

Менее строгие утверждения (в которых нет стопроцентной уверенности, но они тоже основаны на опыте и анализе): среди кандидатов, получивших отказ, больше людей, имеющих опыт сбора подписей, и они в большей степени мотивированы к честному сбору подписей.

Такая ситуация совершенно ненормальна и противоречит конституционно-правовому предназначению регистрационных процедур.

И нам надо понять, почему так получилось. Как для того, чтобы ЦИК могла адекватно отреагировать на жалобы кандидатов, так и для того, чтобы после выборов предложить изменения в закон и/или подзаконные акты.

Вооружившись логикой, попробую выдвинуть ряд гипотез.

Гипотеза 1. Кандидаты, получившие отказы в регистрации, рисовали подписи, либо начали собирать их в более ранний срок, либо слишком небрежно их оформили. Зарегистрированные кандидаты честно собрали подписи и правильно их оформили.

Гипотеза 2. У всех кандидатов доля брака высокая, но у тех, кого зарегистрировали, подписи проверялись халтурно. Вариант этой гипотезы: в связи с завышенными требованиями по числу подписей и кратким сроком их сбора всем кандидатам пришлось прибегать к рисовке.

Гипотеза 3. Ряд кандидатов, получивших отказ, стали жертвами специально внедренных «токсичных» сборщиков либо просто халтурщиков, намеренно рисовавших подписи.

Гипотеза 4. Ряд кандидатов, получивших отказ, стали жертвами недобросовестных членов ОИК и/или недобросовестных почерковедов, которые забраковали у них хорошие подписи.

Гипотеза 5. Процедуры проверки в принципе не способны выявить мастерски нарисованные подписи, поэтому у кандидатов, прибегших к такому способу, получается явное преимущество.

Гипотеза 1 стоит особняком: она противоречит первоначально заявленной оценке ситуации.

Гипотезы 2 – 5 не противоречат друг другу. Сочетание гипотез 2 и 4 создает дополнительную гипотезу 6: у ряда кандидатов, получивших отказ, реальная доля брака составляет менее 10%, а у многих зарегистрированных кандидатов она более 10%.

Теперь несколько слов в поддержку гипотез 2, 4 и 5. Гипотезу 3 пока обсуждать не буду.

В отношении гипотезы 5 можно привести следующие рассуждения. Если методика почерковедов основана на выявлении случаев характерного написания цифр, то опытные организаторы рисования, зная это, могут подобрать людей со стереотипным написанием (либо обучить рисовальщиков стереотипному написанию). И если они к тому же используют актуальную базу данных, то и проверка по базе тоже ничего не найдет.

В отношении гипотезы 4, возможно, еще появятся новые данные. Пока могу, во-первых, отметить, что МГИК заметно сократила число забракованных подписей у нескольких кандидатов, и это уже индикатор предвзятого отношения ОИК. Во-вторых, то, что я узнал при рассмотрении жалоб Юлии Серебрянской и Константина Лисицы. У Лисицы ОИК неправильно квалифицировала подписи, забракованные почерковедом. Тут, видимо, не столько предвзятость, сколько низкая квалификация ОИК. Но у Серебрянской ОИК просто незаконно забраковала более двух тысяч подписей. И как можно доверять такой ОИК? А ведь эта та самая ОИК, которая отказала и Илье Яшину. И если в отношении дебютанта Серебрянской была проявлена такая явная несправедливость, то что можно думать об отношении ОИК к Яшину, явно более опасному для кандидата, поддерживаемого администрацией?!

В отношении гипотезы 2 сложно получить много подтверждающих данных. Понятно, что никто (ЦИК в том числе) не будет проверять заново подписи за зарегистрированных кандидатов. Но косвенные данные есть. Это и общие соображения (особенно в отношении КПКР), и результаты анализа моих коллег частоты запросов в Яндексе, данные первых финансовых отчетов и т.п. Дополнительную информацию дают особые мнения членов ОИК (я знаю о двух таких), свидетельство коллеги, участвовавшего в проверке подписных листов одного технического кандидата, и материалы дел в Мосгорсуде по оспариванию регистрации некоторых кандидатов.

А теперь напомню, что я провел в Фэйсбуке опрос людей, имеющих отношение к выборам. И подавляющее большинство высказалось в поддержку гипотезы 4 и той части гипотезы 2, где говорится о халтурной проверке подписей зарегистрированных кандидатов. И лишь единицы поддержали предположения о рисовке или некачественном оформлении подписей у кандидатов, получивших отказы.

В связи со всем этим – что надо делать ЦИК, чтобы убедить большое число сомневающихся, что в ЦИК все делается чисто? 

Конечно, стандартный ответ: максимальная открытость и гласность. ЦИК демонстрирует гораздо большую открытость, чем МГИК и ОИКи. Но я вижу, что есть еще и в работе ЦИК «темные» участки. Об этом – в следующем разделе.

4. Отдельный большой вопрос по почерковедам

К заключениям почерковедов реально большое недоверие, что проявилось и в той рекомендации, которую поддержал 21 член Научно-экспертного совета (я не скрываю, что были и отказы со стороны членов совета, но никто не мотивировал отказ тем, что доверяет почерковедам). Главная проблема: один человек может забраковать большое число подписей, не приводя никаких доказательств.

На заседании ЦИК 2 августа была попытка рассеять эти сомнения путем выступлений Марины Жижиной и Алексея Нестерова. Прямо скажу: меня они не сильно убедили. Точнее, в сочетании с тем, что мне показал Алексей Сергеевич на рабочей группе 1 августа, я понял, что в каких-то случаях почерковед действительно может обнаружить даты, выполненные одной рукой. Сколько он может найти таких дат и за какое время – это осталось в качестве вопроса.

Главное, что сказала Жижина, что существует утвержденная методика. Я слышал о существовании такой методики, но мне коллеги говорили, что она секретная, что им в ходе судебных споров отказали в праве с ней ознакомиться. И какое же может быть доверие, если методику, на основании которой граждан лишают возможности реализации избирательных прав, от них прячут?

А к этой методике наверняка возникнет много вопросов. И к ее применению тоже.

Первый вопрос. Когда проверяется отдельно каждая подпись, все просто. Но при проверке почерковеда главное, как я понял, парные сравнения и множественные сравнения. В таком случае эффективность проверки сильно зависит от методики выбора пар или более крупных групп. И гораздо легче не заметить совпадающие почерки, если в этом нет заинтересованности.

Второй вопрос. В законе сказано, что подпись признается недействительной, если дата проставлена не рукой самого избирателя. Но почерковеды говорят другое: две или несколько дат проставлены одной рукой. Это несколько иное утверждение, но дело не только в этом.

Когда Алексей Сергеевич мне показал в подписных листах Константина Лисицы около десятка дат, где написание трех цифр было весьма характерно, мне, не специалисту, это показалось убедительным. Но я знаю, что в других случаях почерковеды нашли «цепочки» всего из двух дат. При этом их утверждение, что даты выполнены одной рукой, корректнее заменить на то, что даты выполнены совпадающим почерком.

А математики уже оценили, что среди 5 тысяч избирателей вероятность встретить два очень близких почерка в написании цифр весьма велика. И потому все парные «цепочки» не являются надежным доказательством.

И в связи с этим хотелось бы получить точную информацию: сколько выявлено парных «цепочек» и сколько – более длинных.

Третий вопрос. Нам говорят, что в ЦИК подписи проверялись другими почерковедами (хотя и из того же МВД). Но я не услышал главного: какую задачу им ставят – проверить заново все подписи, или проверить только те подписи, которые забраковали почерковеды в ОИК?

И в любом случае хотелось бы знать результат: какая степень совпадения у почерковедов, проверявших в ОИК, и почерковедов, проверявших в ЦИК?

Четвертый вопрос. Наверняка должен существовать норматив: сколько подписей можно проверить за определенное время. Есть ли такой норматив в методике, известен ли он? Учитывался ли он при принятии решений?

Меня, например, удивило, что ОИКи поверяли все подписи, хотя закон разрешает проверять только 20%. Конечно, проверять все подписи надежнее, и если бы подписей было в шесть раз меньше (как в законах 2012–2013 года), то в таком решении не было бы сомнений. И кандидатов, сдавших подписи, в этот раз было много (144, по моим данным). Не так трудно подсчитать, сколько всего подписей пришлось проверять.

Поэтому хотелось бы, чтобы ЦИК обнародовала, сколько всего почерковедов проверяло подписи и сколько времени они на это затратили? Без этих данных трудно добиться доверия.

Теперь от вопросов к ЦИК перейдем к главной проблеме: можно ли оспорить заключение почерковеда?

Нам фактически говорят, что оспорить заключение почерковеда МВД может только другой почерковед МВД. Других вариантов практически не предусмотрено.

Эксперты БНЭ «Версия» сделали альтернативное заключение. Но мы слышим в ответ: они работали с копиями, это не предусмотрено методиками, так не делается. Но, во-первых, эксперты – люди вполне грамотные, они знают, что можно, а что нельзя. Во-вторых, кто им даст возможность работать с подлинниками?

Избиратели, поставившие подписи, пишут заявления о том, что они собственноручно ставили подписи и даты. И они готовы прийти на заседание и подтвердить это лично. Но их заявления не принимаются в расчет. Одни в ЦИКе говорят: мы не можем рассматривать заявления граждан, мы не суд, у нас нет ответственности за дачу ложных показаний. Но дальше выясняется, что и суд не принимает заявления граждан в расчет: суд больше верит почерковеду.

И мне приходится еще раз заявлять: это означает, что почерковеды (точнее, те, кто им приказывают) становятся главными фигурами на выборах. Во всяком случае они выше, чем избирательные комиссии, поскольку они могут все, а избирательные комиссии не могут с их заключениями сделать ничего!

Я с этим согласиться никак не могу.

При этом очевидно, что и заявления избирателей (а их у одного из кандидатов набралось почти половина от числа забракованных почерковедами подписей), и заключения экспертов БНЭ «Версия» должны породить очень серьезные сомнения в верности заключений почерковедов МВД. Плюс отсутствие ответов на вопросы, поднятые выше.

А раз нет доверия к заключениям почерковедов, то не может быть и доверия к решениям об отказе в регистрации. А отсюда очевидное недоверие к избирательным комиссиям и выборам в целом. Неужели это непонятно?

5. Нелирическое отступление

Когда писал этот текст, в перерыве включил трансляцию заседания ЦИК. И точно попал как раз в тот момент, где Элла Памфилова меня критикует.

Ну, насчет нашей рекомендации: я же четко написал, что это рекомендация членов НЭС, а не рекомендация НЭС. Там есть фамилии поддержавших, они говорят сами за себя. И я никогда не говорил от имени всего НЭС, как мне это приписывают.

Мы же этот вопрос обсуждали, и Элла Александровна нам прямо говорила: не стремитесь добиться большинства, пусть у одной части совета будет одно мнение, а у другой части другое, а уж мы будем сами решать, какое более убедительное. Мы, 22 человека, свое мнение высказали, другие отмалчиваются.

Но я хотел обратить внимание на другой момент. У нас тогда был спор. Я и большинство коллег были за то, чтобы просто не учитывать заключения почерковедов, которые не имеют обоснований. Это было бы и просто, и соответствовало бы принципу равенства, и не нарушало бы закон, поскольку в законе написано, «заключение», а то, что выдается за заключение, по сути таковым не является.

Но другие сочли, что эти заключения нельзя так просто игнорировать, а нужно их опровергать с помощью других заключений или заявлений избирателей.

Я аргументировал свою позицию следующим образом. Я полагаю, что подпись избирателя должна считаться действительной и достоверной, пока не будет доказано обратное. Я полагаю, что так называемое заключение эксперта-почерковеда, не содержащее положений, которые могли бы быть проверены, не является допустимым доказательством недействительности или недостоверности подписи. Отсюда следует, что кандидат не обязан это заключение опровергать, тем более по каждой из нескольких сотен забракованных подписей.

Наша рекомендация была проигнорирована. Но вскоре появилось так называемое письмо юристов в ЦИК (которое я, впрочем, тоже подписал). Под ним подписывались не только юристы, но как минимум четыре доктора юридических наук среди подписантов точно есть. И в этом письме была фраза: «Мы не понимаем, как можно не принимать в качестве доказательств свидетельства людей, которые утверждают лично, что именно они поставили свои подписи в поддержку выдвижения кандидатов».

Элла Памфилова попросила меня написать юридическое обоснование, как можно учитывать свидетельства избирателей. Мы с коллегами обсудили и подготовили текст. Элла Александровна сочла его слабым. Зато утверждения типа «у нас нет правового инструментария» и «вы предлагаете нам выйти за рамки правового поля в область здравой логики», конечно, сильные.

Но по большому счету я остался при мнении, что наша изначальная позиция – просто не учитывать заключения почерковедов, которые не имеют обоснований – была более правильной.

6. Другие проблемы

На заседании возникли споры еще по нескольким вопросам, одинаковые или близкие у разных кандидатов.

Некоторые кандидаты пытались оспорить то, что МВД в своих ответах нарушило соглашение между ним и ЦИК, в котором говорилось, что МВД должно указывать данные об избирателе, отличные от указанных в запросе. Но МВД только сообщает, в какой части неправильно – в ФИО, адресе или паспортных данных. Это затрудняет для кандидата проверку и представление доказательств в свою пользу.

Однако представители ЦИК, ссылаясь на закон о персональных данных, говорили, что МВД, нарушая соглашение, действует правильно. Логика мне непонятна. Если соглашение противоречит закону, его надо было давно изменить. А если не противоречит, то непонятно, почему ЦИК не настаивает на его выполнении и учитывает заключения, составленные с его нарушением.

Второй момент связан с отсутствием слова «отсутствует» в некоторых графах справки о зарубежных финансовых инструментах. Оказывается, есть разночтения в понимании того, как заполнять справку. Здесь тот случай, о котором я уже упоминал: нарушение (если его считать нарушением) вполне устранимое. Поэтому его нельзя использовать как основание для отказа, если кандидату вовремя на него не указали.

На заседании я задал риторический вопрос. Мы уже видим, что в нескольких ОИК у нескольких кандидатов не заметили нарушения в этой справке. У скольких еще зарегистрированных кандидатов может оказаться такое нарушение? Вы не боитесь, что всех (или половину) придется снимать? Может быть, правильнее было бы все же признать, что это якобы нарушение не может быть основанием для снятия кандидата?

Третий момент касается «мертвых душ». Их единицы у всех кандидатов (у кого-то, кажется, вообще нет). Иными словами, на решение об отказе они практически не влияют. Но они влияют на отношение к кандидату, поскольку вызывают обоснованные подозрения в рисовке подписей на основе устаревших баз данных.

Мы услышали объяснение от представителей Дмитрия Гудкова, у которого в подписных листах нашли двух умерших избирателей. Они объясняют появление таких избирателей тем, что сборщики вынуждены были заполнять подписные листы не только на основании паспортов, но и на основании ксерокопий.

Здесь сразу отмечу признание кандидата Александра Руденко, что его сборщикам приходилось брать подписи у людей, не имевших с собой паспорта, и потом заполнять паспортные данные по телефону. Иными словами, условия сбора подписей (завышенные требования по их числу, краткий период, летний месяц) вынуждали сборщиков отступать от правил качественного сбора, требующих заполнять данные только с паспорта.

В результате они, по их словам, стали жертвами провокаций. Провокаторы, поработав в Фотошопе, сделали копии с измененными фотографиями и годами рождения и предъявили их сборщикам. И сборщики, не заметив подделки, поверили и приняли подпись. Часть таких подписей бдительным проверяльщикам из штаба кандидата удалось выбросить, но часть пропустили.

В поддержку этой версии был приведен тот факт, что неким людям о наличии в подписных листах умерших стало известно до того, как сам кандидат получил ведомость проверки, и они успели до этого сфотографировать могилы и обнародовать эти данные. Ничем другим, кроме того, что они участвовали в провокации, такую оперативность не объяснить.

В заключение своего выступления я бы, вероятно, сказал: мы можем сейчас долго спорить по правовым вопросам, но я надеюсь, что кандидаты дойдут до Страсбурга, и мы, хоть и не очень скоро, через несколько лет, узнаем от ЕСПЧ, кто из нас лучше понимает право.

Перейдем теперь к тем жалобам, которые рассматривались на заседании.

7. Жалоба Александра Руденко

Рассмотрение жалобы Александра Руденко, самовыдвиженца, кандидата по округу № 42, гендиректора ООО «Русбиотехэкспорт», было наиболее коротким (20 минут) и наименее интересным. Кандидат не смог сказать, какие из забракованных подписей он просит признать действительными. Он лишь жаловался на трудности сбора подписей и отсутствие механизмов для их оперативной проверки.

Как нам сообщили, ОИК забраковала у него 1441 подпись, а МГИК – 1339. ЦИК восстановила 39 подписей. В результате ему не хватило около 900 подписей.

Главные проблемы – неточности в номерах паспортов избирателей, которые кандидат объяснил тем, что его сборщики собирали подписи у людей без паспорта, а потом заполняли паспортные данные по телефону.

Было также сообщено, что почерковеды нашли «цепочки» одинаково написанных дат примерно по 10 человек.

Кроме того, МГИК нашла, что в справке о зарубежных счетах не везде написано слово «отсутствует».

8. Жалоба Екатерины Игнатовой

Екатерина Игнатова, глава муниципального округа Марьина Роща (избрана в Совет депутатов округа от «Единой России») выдвигалась в порядке самовыдвижения по округу № 14. На рассмотрение ее жалобы рабочая группа потратила час.

Как она отметила, у нее, если не считать подписей, забракованных из-за ошибки нотариуса, признаны недействительными всего 2,8% подписей. Ее представитель Александр Лебедев отметил, что МГИК вернула 234 подписи и одновременно дополнительно забраковала 51. Руководитель профильного управления аппарата ЦИК Алексей Нестеров сообщил, что МГИК забраковала 905 подписей, в том числе 97 забраковал почерковед и 640 забракованы из-за того, что в нотариально удостоверенном списке сборщиков данные сборщика были неточно указаны.

Кроме того, МГИК и здесь нашла, что кандидат неверно заполнил справку о зарубежных счетах.

В результате все споры касались двух вопросов – справки и списка сборщиков. По поводу справки я свою позицию изложил в предыдущей части.

Что касается списка сборщиков, то Александр Лебедев безуспешно пытался убедить членов ЦИК, что такого основания для признания подписей недействительными нет. В ответ было сказано, что подписи забракованы по тому основанию, что сведения о лице, осуществлявшем сбор подписей избирателей, не соответствуют действительности.

При этом никто не отрицал, что сведения о сборщике в подписном листе правильные. А под несоответствием действительности представители ЦИК понимают несоответствие нотариально заверенному списку. Ибо для них действительность – это то, что в документе.

Вот думаю, какими словами это назвать? Юридический бюрократизм? Опять-таки, куда делся тут подход насчет того, что все спорные моменты – в пользу кандидата?

9. Жалоба Дмитрия Гудкова

На жалобу Дмитрия Гудкова ушли уже один час и 20 минут. Здесь споры шли по нескольким основаниям – в основном по подписям, забракованным по справкам МВД и по заключениям почерковеда.

Кроме того, МГИК решила, что еще 1073 подписи были собраны до оплаты подписных листов, хотя кандидат оплачивал листы в два этапа и все подписи были собраны после первой оплаты. Правда, представитель МГИК Дмитрий Реут пояснил, что в их решении факт отражен, но недействительными подписи не признали. Тем не менее, предвзятость МГИК просто била в глаза, и на это много времени тратить не пришлось.

В отношении подписей, забракованных по базе МВД, представители кандидата доказывали, что нарушение МВД формы справки (о чем шла речь в предыдущей части) не позволила им оперативно проверить забракованные подписи и выявить ошибки ввода данных. То, что МГИК им не сообщила, какие подписи возвращены, привело к тому, что они пытались перед ЦИК отстаивать те подписи, которые им уже признали действительными. В результате ЦИК вернул еще около 30 подписей.

В отношении 499 подписей, забракованных почерковедами, представители кандидата собрали 244 заявления от избирателей. Но рабочая группа их рассматривать не стала.

Впрочем, кандидату, по данным рабочей группы, не хватило 300 подписей.

10. Жалоба Елены Русаковой

Жалобу Елены Русаковой, кандидата от РОДП «Яблоко» по 37-му округу, главы муниципального округа Гагаринский, рабочая группа обсуждала один час 15 минут. Эта жалоба, казалось, была наиболее близка к удовлетворению. Еще сегодня на заседании ЦИК продолжалась борьба, но в конечном счете все окончилось так же, как и у других кандидатов.

Как сообщил представитель кандидата Григорий Толкачев, МГИК забраковала 978 подписей. Он просил признать их них действительными 604 подписи:

361 подпись, забракованную из-за ошибки нотариуса,

63 подписи, забракованные по справке МВД, где есть заявления избирателей, плюс 21 подпись, где они обнаружили ошибки ввода данных,

103 подписи, забракованные почерковедом, где есть заявления избирателей,

56 подписей, забракованных из-за неполноты сведений о сборщике – представитель утверждал, что указанных сведений достаточно для однозначного восприятия.

Другой представитель кандидата, Алексей Рыбин, оспаривал новые основания, найденные в МГИК – неточности в оформлении заявления, сведений о доходах и финансового отчета. Дальше этот вопрос почти не обсуждался – с представителем кандидата согласились.

Главным был вопрос о 361 подписи, забракованной из-за ошибки нотариуса. Если бы эти подписи были признаны действительными, кандидату осталось бы отбить еще 20 подписей, и это было реально.

Но все споры об этих 361 подписи оказались впустую. Юристы ЦИК остались непреклонны.

Здесь ситуация отличалась от той, что была у Екатерины Игнатовой. Там была ошибка в списке сборщиков, и за эту ошибку кандидат должен нести ответственность. У Русаковой за ошибку должен был полностью отвечать нотариус – он нарушил установленную приказом Минюста форму и не указал, что сборщики ставили подписи в его присутствии. Позже нотариус отдельным документом подтвердил, что они подписывались в его присутствии, но юристы ЦИК этому документу отказались верить.

Представители кандидата доказывали, что кандидат не должен нести ответственность за ошибку нотариуса, что он не обязан знать приказ Минюста. Они апеллировали к тому, что их поддержала Людмила Синельщикова, нотариус и член МГИК.

Я сидел напротив члена МГИК Риммы Кузнецовой и пытался посмотреть ей в глаза. Той самой Риммы Кузнецовой, которая в 2000 году была представителем Жириновского в Верховном Суде и добилась его регистрации на президентских выборах, доказав, что кандидат не может быть лишен регистрации, если в нарушении отсутствует его вина (ЦИК в том процессе, кстати, представляла Майя Гришина). Увы, Русакова – не Жириновский, и на нее «основополагающие положения норм международного права и общее правило оснований ответственности при исполнении обязанности», на которые тогда ссылались Римма Кузнецова и Верховный Суд РФ, не распространяются.

Но я задал вопрос: а на каком основании забракованы эти подписи? Мне ответили, что речь идет о той части подпункта «з» пункта 6.4 статьи 38 ФЗ-67, где говорится о том, что подписной лист не заверен собственноручно подписями лица, осуществлявшего сбор подписей избирателей. Но ведь он заверен! Нет, мне говорят, если подпись сборщика не заверена нотариусом, то его подпись в подписном листе не может учитываться. Вот такое явно расширительное толкование – и все под разговоры о том, что все сомнения толкуются в пользу кандидата!

Споры эти продолжались еще на заседании ЦИК. Вернули кандидату еще несколько подписей, но в отношении ошибки нотариуса члены ЦИК остались непреклонны.

Уже на заседании ЦИК Александр Кинёв, который на рабочей группе выступал в поддержку Елены Русаковой, сказал, что разочаровался в ней, поскольку она в Фэйсбуке написала, что решение подгоняли под заранее готовый ответ. У ЦИК была возможность доказать, что это не так, но комиссия этой возможностью не воспользовалась.

11. Жалоба Любовь Соболь

Жалобу Любовь Соболь рабочей группе пришлось рассматривать дольше всех (примерно один час 50 минут), но много времени ушло на политические заявления (они были с обеих сторон) и перепалку.

По существу вопросы касались уже обсужденных тем (подписи, забракованные по справке МВД – 229; подписи, забракованные почерковедом – 388; отсутствие слова «отсутствует» в справке о зарубежных счетах), но представитель кандидата Александр Помазуев добавил новые аргументы.

И совсем новой темой стал вопрос о экспертизе подписей, проведенных экспертами БНЭ «Версия», которые сделали вывод о том, что заключения почерковедов, привлеченных ОИК, неверны. В ответ представители ЦИК сказали, что экспертизу БНЭ «Версия» нельзя принимать в расчет, поскольку она сделана на основании копий, а не оригинала. Кроме того, к ней была предъявлена претензия, что такая экспертиза требует длительного времени, хотя у почерковедов МВД экспертиза заняла еще меньше времени.

Представители ЦИК также обратили внимание на присутствие в списке 6 человек, умерших в апреле и мае этого года.

В результате Соболь было возвращено 7 подписей.

Таким образом, общая позиция ЦИК по основным спорным вопросам определилась. Неожиданностей ждать больше не приходится.