Хамство, удаление, фальсификации и попытка подкупа

Моя жена Лена была наблюдателем-волонтером на выборах президента РФ 18 марта 2018 года. Это — её рассказ о дне выборов на УИК № 1681 в Ростове-на-Дону. Взгляд на процесс изнутри. Я восторгаюсь ее уровнем гражданского сознания и смелостью в этой неравной схватке между отвратительной машиной фальсификаций и Гражданином. Но если вы когда-нибудь решитесь на этот нелегкий труд  —  стать наблюдателем, то не ведите себя столь же безрассудно с представителями власти, как она. Это может иметь самые драматические последствия, любую ответственность за которые, включая моральную, авторы этого текста брать на себя отказываются.

Мотивация

Было несколько попыток написать эту главу и всякий раз в начинал рождаться целый политический манифест. Авторы рассказа не ставят перед собой цель донести до читателя важность общественного контроля за соблюдением демократических процедур в государстве, которое согласно Конституции является демократическим, а по факту не очень. Но для авторов эта важность является очевидной и участие в наблюдении — их моральный выбор и тяжелый труд, за который они взялись совершенно безвозмездно.

В какой момент я решила стать наблюдателем, точно не помню. Навальный попросил — я и пошла (шутка). Я считаю, что раз в шесть лет можно поднапрячься, несмотря на то, что я учусь, что я получаю новую профессию и учусь в ней работать, что мне очень много времени нужно уделять маленькому ребёнку. В связи с чем накануне выборов я испытывала очень сильное внутреннее напряжение, поскольку понимала, что не могу как следует подготовиться. Я искала причины чтобы отказаться, но мне было стыдно отступить, ведь обстоятельства есть у всех взрослых людей и что «если не я, то кто?» Я не отвечу, почему наблюдать на конкретно этих выборах было важно, но я уже чувствовала себя частью большого объединения людей, которые не боятся высказывать свое недовольство тотальной ложью и обманом, которых пугают, но они не боятся. Потому что не пойти — значит испугаться. А ещё я засиделась в декрете, мне хотелось приключений и хотелось поучаствовать в каком-нибудь серьёзном социально значимом проекте.

Вход на участок, знакомство с комиссией

На участок я попала в 6:50. При себе я имела: запас еды и питья на целый день, видеооборудование (фотоштатив и установленный на нём смартфон), запасные аккумуляторы, пауэрбанк, фонарик, ручной счетчик для контроля явки, памятку, дорожную карту, бланки актов и жалоб, а также направление от Михальчука  —  доверенного лица кандидата Грудинина.

Меня встретили доброжелательно. Предложили присоединиться к чаепитию, от чего я решительно отказалась. При согласовании места установки камеры возникли первые разногласия с председателем. Она была против и всячески запрещала, мотивируя тем, что на участке работают две «официальные» видеокамеры, а мой штатив будет мешать людям (даже в стороне от прохода). Я ей напомнила о законе и продолжала делать своё дело. Потом пришёл её заместитель и продолжил это нелёгкое занятие. Моя непреклонность поставила точку в этом споре. Камера была установлена напротив ящиков для голосования и помешать волеизъявлению граждан никак не могла.

Далее была стандартная проверка помещения в соответствии с дорожной картой, опечатывание ящиков для голосования.

Ознакомление со списками избирателей состоялось только с четвёртой просьбы. Все были в комнате для чаепития, и проверка началась без пятнадцати восемь. Времени для ознакомления с документами было мало. В списках избирателей постранично были проставлены карандашом отметки о количестве избирателей. На моё замечание о том, что таких пометок быть не должно, я получила ответ от председателя: «Нам так удобнее считать в конце! » Другие наблюдатели не проявляли никакой активности в ходе подготовки, ничем не интересовались, вели себя расслабленно.

На начало дня, со слов председателя, в списках избирателей было 2994 человека. Из них 514 человек в дополнительных списках, также было 230 заявлений для голосования на дому.

Комиссия

Численный состав комиссии на участке был следующий: три человека  —  председатель, заместитель и секретарь; 11 человек  —  члены комиссии с правом решающего голоса; 3 человека  —  члены комиссии с правом совещательного голоса, пять наблюдателей и я.

Начало голосования

В момент открытия участка в 8:00 в помещении немедленно выстроилась двадцатиметровая очередь из людей, конец которой был, очевидно, где-то на улице. Я была в замешательстве от такого количества желающих проголосовать на нашем участке в столь ранний час. Очередь сохранялась где-то до 11:30 и стояла к столу выдачи бюллетеней для голосования по дополнительным спискам. Надомное голосование началось ещё до 12. Проверить документы надомного голосования не было возможности, поскольку пришлось бы отвлечься от контроля явки, которую в битком набитом помещении было контролировать очень не просто.

По мере появления на участке «обычных» граждан (у столов с адресами домов района), стала замечать, что маленьким детям заместитель председателя комиссии дарил шоколад, а голосующим первый раз  —  дарил какие-то подарки «от администрации» в ярких пакетах. Очень многие люди выходили из-за ширмы с телефоном в руках. Вообще, очень многие люди делали селфи на участке с бюллетенями в руках, делали селфи на фоне ящиков для голосования. Очень часто за этим занятием можно было заметить молодых мам с маленькими детьми. Одна из них довольно открыто прокомментировала действие своим знакомым: «Сейчас отправлю Георгиевне, она просила отчитаться о голосовании!»

Другие наблюдатели на участке

Наблюдатели в ходе голосования, сменяя друг друга по расписанию, становились напротив ящиков для голосования и пристально на них смотрели. Я не знаю, что именно они делали, но единственное, что приходит на ум  —  ловили взглядом отметки на падающих бюллетенях. Других осмысленных действий замечено не было. Дело в том, что бюллетень был сверстан очень специфическим образом: раздел с кандидатом Путиным был строго по центру листа и, по сравнению с другими кандидатами, почти не содержал текста о кандидате. Получалось, что строка с Путиным была визуально ярче (белее) остальных и ее было очень просто разглядеть.

Координацией действий всей избирательной комиссии занимался член комиссии с ПСГ от кандидата Путина (далее «куратор»). В чём была цель этой координации можно было только догадываться, но впоследствии в частной беседе этот человек согласится на слово «техзадание», выполнением которого и занимается присутствующий на участке коллектив «единомышленников».

Среди наблюдателей был наблюдатель от ЛДПР, который хотел казаться независимым, но был в одной команде с остальными. Сначала вся его деятельность, казалось, была направлена на то, чтобы втереться ко мне в доверие, выяснить не являюсь ли я сторонницей Навального. Писал мне на листочках бумаги записки типа: «20!8?». Потом он уже просто пытался помешать моей работе: просил поделиться бланками актов, хотя не собирался ими пользоваться (видимо, чтобы оставить меня в дальнейшем без своих), предлагал выйти на улицу и поискать в округе автобусы карусельщиков, предлагал отправиться вместе с группой надомного голосования пока он «здесь сам за всем проследит» и просто отвлекал всякой пустопорожней трескотней, мешавшей сохранять концентрацию и больше интересовался моими данными по явке а свой счет перестал вести после полутора часов работы.

Полиция. Удаление с участка

Председатель показала мне бумагу-заявление Михальчука в ЦИК РФ. В заявлении говорилось, что в Ростовской области появляются неизвестные лица, предъявляющие за его подписью фальшивые направления на наблюдение, и он просит принять меры по исключению данных лиц с избирательных участков и привлечению их к ответственности. После чего председатель заявил, что мое дальнейшее нахождение здесь незаконно.

Я ответила, что вопрос законности моего нахождения на участке не может быть решен ею, а предъявленный документ носит информационный характер. Дальнейшие попытки разговора на эту тему я отвергала. Через некоторое время председатель потребовала пройти к полиции, которая меня якобы ждёт. На что я ответила: «Они могут найти меня здесь, я не могу оставить работу».

Пришел застенчивый участковый и нагловатый майор. Стали показывать эту бумагу, стали расспрашивать подробности получения мной направления, требовали назвать точный адрес ростовского отделения партии КПРФ, где это направление было выдано, стали заполнять какое-то объяснение. Я сразу попросила написать экземпляр и для меня. Майор долго писал, потом принёс. Я его сфотографировала. В первых строках было указано, что мне были разъяснены мои права. Поскольку никакие права мне никто не разъяснял, я отказалась от дальнейшего ознакомления с документом и вернула его автору.

Дальше я работала. Полицейские находились то тут, то там, выходили, заходили. Потом приехала подмога. Две женщины-полицейских (видеооператор с камерой и старший лейтенант), а также малоприятный тип в штатском, который на вопрос, почему он не в форме и вмешивается в беседу, ответил: «Я в принципе могу не носить форму». Я решила его игнорировать, сказав: «Значит у нас с вами не может быть разговора».

Полицейскими мне были разъяснены мои права и было сказано, что я нахожусь здесь незаконно. Вся дальнейшая «беседа» выглядела как бесконечное повторение сторонами одних и тех же фраз.

Они: «Подойдите сюда! Подойдите сюда! Вы оказываете неповиновение полиции! Вы оказываете неповиновение полиции! Вы будете задержаны за неповиновение!»

Я: «Разъясните в чем ваши претензии! Я не понимаю, что вам от меня надо! Я к вам уже подходила пять раз, и вы мне ничего не сказали по существу! Это письмо не является основанием для удаления меня с участка! Какие мероприятия предприняты для установления истины? Требования Михальчука удалить наблюдателей с участков не может являться приказом для полиции, только судебное решение!»

Майор: «Суда долго ждать!»

В это время члены комиссии составили акт об удалении меня с участка. Основанием являлось мое «незаконное» нахождение на участке, ссылаясь на то же самое заявление Михальчука.

Сотрудники полиции составили протоколы изъятия моего направления и целый час (втроём + оператор) давили на меня, чтобы я его подписала. У меня было много замечаний по протоколу (в т. ч. по наличию пустых полей) и вопросов, которые мне никто не собирался разъяснять. Я вычеркнула пустые поля буквой «Z», чем страшно взбесила лейтенанта. Она вышла из себя и начала орать. Принуждала подписать бумагу:

«Нельзя звонить адвокату — сначала подпиши!»

«Нельзя пить воду — сначала подпиши!»

«Нельзя долго внимательно читать и задавать вопросы — подписывай!»

«Удали все записи с телефона!»

«Вытряхивай свой рюкзак!»

«Отдай телефон — мы удалим запись!»

Всё это было в виде истерики, паники. Вторгаются в личное пространство и взмахивают перед тобой руками, чтобы спровоцировать ответный блок рукой. Наверное, это для того, чтобы впоследствии оказалось, что сотрудник полиции испытал от моих действий физические страдания (оператор всё тщательно фиксировал на видео), после чего можно легко состряпать уголовное дело.

Сказали, что повезут в полицейский участок. Не дали сходить в туалет самостоятельно. Только в присутствии сотрудницы-лейтенанта, которая комментировала процесс мытья рук словами: «Вы бы ещё там душ приняли!»

Адвокат. Возвращение на участок

Вывод полицией меня на улицу удачно совпал с приездом адвоката. Все претензии испарились, ко мне утратили интерес и уже, как будто не собирались никуда везти. И я точно не знаю, что именно было причиной — короткая беседа адвоката с полицией или то, что для полиции удаление меня с участка являлось достаточным, финальным пунктом программы их действий.

Уровень моей злости и решимости во что бы то ни стало вернуться на этот участок был таким, что я отправилась в штаб «Яблока», где попросила быть наблюдателем от Явлинского. Пошли на встречу, взяв обещание предоставить копию итогового протокола. Выдали мне заявление и уведомление доверенного лица кандидата Явлинского о назначении меня членом УИК с правом совещательного голоса.

Я отсутствовала на участке 1,5 часа. Пришла молча, подала документы. Никто из членов комиссии ничего не спрашивал. А потом началось. Не регистрировали в течение 50 минут. Первая причин —  отсутствие печати на уведомлении. Её там и не должно быть, но это их не заботило.

Связалась с доверенным лицом из «Яблока»  —  удивлению не было предела. Но председатель и ее зам стояли на своём, беседовать по телефону с доверенным лицом Явлинского отказывались. Штаб «Яблока» обратился в ТИК, после чего начали идти на встречу. Но тут же выдали следующую причину отказа: потребовали доказать, что подписант документа действительно является доверенным лицом Явлинского. После ознакомления со списком доверенных лиц Явлинского им понадобилось подтверждение срока действия этой доверенности.

Всё это время я продолжала фиксировать явку. По прошествии ещё некоторого времени, проведенного в препирательствах по поводу копий и оригиналов документов, терпению штаба «Яблока» пришел конец, и они выслали своего представителя разобраться с беспределом. Но к моменту его приезда меня уже пять минут как внесли в реестр членов комиссии с правом совещательного голоса и допустили к работе.

При внесении меня в реестр я заметила, что на участке, оказывается, была девушка-член комиссии с правом совещательного голоса от КПРФ. Я попыталась деликатно узнать у нее от какого доверенного лица было ее уведомление. Она ответила, что точно не помнит, но абсолютно уверена, что не от Михальчука. Мою просьбу ответить еще на несколько вопросов (как выглядело ее уведомление и была ли на нем печать) она проигнорировала.

Возобновила наблюдение. Мешали установить штатив с теми же аргументами, что и в первый раз. Проигнорировала, установила.

Спустя некоторое время, на участок приехал представитель ТИКа со свитой. Сам представитель был одет строго, по-деловому. Свита же состояла из очень странного вида граждан — двух небритых [горцев], один из которых (плотного телосложения) был одет в куртку песочного цвета, похожую на армейский ватник, другой (худой) имел казачью шапку из бежевого каракуля, с красным тканевым верхом и тесьмой, образующей крест на макушке. Представитель задал вопрос в пустоту: «Есть ли жалобы на работу комиссии?» Свита при этом так сверлила меня недобрым взглядом, что я впервые задумалась над тем, смогу ли сегодня вернуться домой без происшествий. Жалоб на работу комиссии, естественно, не последовало.

В последние часы наблюдения характер взаимодействия со мной зампредседателя комиссии изменился. Он пытался вести какие-то личные беседы, многократно извинялся за то, что так вышло, подолгу сидел со мной, пытался шутить, интересовался тем, что я в данный момент читаю (дорожную карту). Примерно тем же самым занимался и «куратор»: невзначай спрашивал про соцсети и мое в них присутствие, интересовался как я заряжаю смартфон, записывающий видео  —  ведь его собственный телефон уже дважды разряжался.

В какой-то момент он подошел и предложил выйти на важный разговор из-под камер в коридор. Он говорил, что у него для меня есть важное предложение. Я сказала, что у меня нет идей относительно того, что бы он мне мог предложить и на что я бы могла согласиться. Что этого просто не может быть в принципе. И, вдобавок, громко в шутливой форме заметила, что у меня есть муж, чем развеселила присутствующих наблюдателей. Зампредседателя стоял рядом и пытался уговорить меня пойти послушать предложение. Это было уже примерно за полтора часа до закрытия участка.

Подходило время очередной подзарядки аккумулятора смартфона, пишущего видео и я обнаружила, что кабель, соединяющий смартфон с пауэрбанком, украли. Это был досадный момент, но чего-то подобного я ждала целый день. Дело в том, что в течение всего наблюдения я не могла избавиться от назойливых взглядов других наблюдателей в экраны моих смартфонов. Постоянно кто-то был рядом, пытался зайти сбоку, из-за плеча посмотреть то в мой экран, то в мои записи. Было сложно вести переписку. Всякий раз, когда я открывала рюкзак, я ловила пристальные взгляды, изучающие его содержимое. Про смартфон, стоящий на штативе, и говорить не приходится. В него периодически кто-то заглядывал и я несколько раз обнаруживала, что запись остановлена.

Я прибегал ненадолго на участок, чтобы принести Лене бутылочку питьевой воды и, чтобы она смогла, бросив свои вещи, посетить туалет. Для этого мне пришлось впервые за три года сделать немыслимое — оставить дома одну без присмотра маленькую дочку. Даже этот мой мизерный вклад в дело наблюдения оставляет огромную почву для довольно горьких рассуждений. Человек пытается выполнить общественно важную работу и все, что он получает от общества это: незаконное нападение полиции, унижение человеческого достоинства, запредельный стресс, кражу личного имущества, оставление в опасности ребенка в качестве платы за получение элементарной помощи от близкого человека. —  А. Ч.

Уже под закрытие участка было несколько случаев, когда прибывшие избиратели просили показать пустые строки в книгах напротив своих фамилий, чтобы удостовериться, что их бюллетень не был использован в их отсутствие. Всякий раз члены комиссии саркастически усмехались над этими людьми и долго обсуждали их после ухода — находили в таком поведении людей что-то чудаческое и не испытывали никакого стыда за то, что процедура голосования подвергается сомнению, что люди не доверяют работе комиссии.

Подсчёт

Сначала посчитали и погасили неиспользованные бюллетени. Затем вскрыли ящики надомного голосования. Здесь есть интересный момент. В мобильных ящиках содержалось 166 бюллетеней, а заявок было 230, что примерно в 10 раз превышает обычную практику. Групп надомного голосования было три. К 15:00, когда я вернулась на участок после удаления, два мобильных ящика уже стояли на участке. Третий вернулся примерно в 17:00. Обход начался, напомню, до 12 — примерно в 11 часов или в 11:30.

Давайте приблизительно оценим объём работы по проведению надомного голосования. Пусть две группы отработали с 11 до 15  —  4 часа, и одна группа с 11 до 17 —  6 часов. Получается, что все три группы работали в общей сложности 14 часов (полный объем работы при пересчете на одну группу). Среднее время в минутах посещения группой одного избирателя на дому будет: 14 (часов) х 60 (минут в часе) / 230 (заявок) = 3.65 или 3 минуты 40 секунд на обработку одной заявки. И это время включает в себя перемещение к квартире избирателя, коммуникацию с ним, работу с документами. Насколько реально было проделать такую работу судите сами.

Мне не дали расположить камеру напротив столов, где должен был вестись подсчет голосов. Заместитель председателя физически отталкивал руками устанавливаемый штатив, мотивируя свои действия тем, что местоположение камеры один раз уже было согласовано и переставлять он не позволит.

Вскрыли стационарные ящики, высыпали бюллетени на стол, началась сортировка по кандидатам. После того, как бюллетени были рассортированы, началось самое интересное. Десять членов комиссии с правом решающего голоса, поделив бюллетени между собой, стали подсчитывать их одновременно, путем загибания уголков бумажных листов. И они не видели никаких проблем в этом процессе. Я была возмущена тем, что происходит! Я потребовала это прекратить и начать процедуру подсчета путем последовательного извлечения из стопки каждого бюллетеня и открытой демонстрации отметки членам комиссии.

И тут поднялся настоящий скандал. Никто не хотел этого делать. Главными «аргументами» были «мы лучше знаем как это делать» и «вы пришли в первый раз, а мы постоянно так делаем». Я сказала, что так не делается и то, что вы сейчас произносите — это ваше признание в том, что вы постоянно нарушаете закон! В ответ я слышала примерно следующее: «Мы что, здесь допоздна должны сидеть! Мы устали!» Было ощущение, что они пришли на участок не выполнить серьезную общественную работу, а хорошо провести время: посидеть-пообщаться, попить чай.

Но меня никто не хотел слушать. И больше всего меня удивила председатель (человек, за которым решающее слово), которая просто молча стояла в стороне с грустными глазами и наблюдала, как несколько разъяренных женщин, подобно стае собак, нападали на меня, кричали, что мы так делать не будем. Я отошла к двери, села к секретарю, достала нужные бланки жалоб, и сказала: «Мы сейчас напишем жалобу! А вы, председатель, откажетесь её подписать! А члены комиссии откажутся подписать акт о том, что вы отказались подписать! Поэтому мы должны призвать полицию!» Я попросила вызвать участкового. Участковый пришел, и я попросила его вызвать полицию заранее, поскольку у нас на участке творится беспорядок. И только после этого ко мне начали прислушиваться. «Куратор» заявил: «Хорошо, мы будем считать так, как вы сказали».

И тут началось забавное. Члены комиссии с правом решающего голоса начали толкать стопки с бюллетенями в мою сторону со словами: «Пусть она считает, раз ей так надо! Мы уже посчитали, мы все знаем! Я не буду считать!» На участке творился полный бардак! Здесь нужно отметить для неискушенного в выборном законодательстве читателя, что наблюдателю, как и члену комиссии с правом совещательного голоса, запрещено участвовать в сортировке, подсчете и погашении бюллетеней. Но, к слову, наблюдатель от ЛДПР нисколько не стеснялся заниматься сортировкой и подсчетом и никто из комиссии его ни разу не одернул.

Но нашлась пара здравомыслящих людей, которые стали считать по правилам. Я к этому моменту уже сильно устала, мне было тяжело сосредоточиться, очень болели глаза и я с большим трудом пыталась разглядеть отметки. Кто-то произносил счёт вслух, я считала про себя и постоянно сбивалась. Несколько раз я просила прервать счет и начать его заново, чем вызвала бурю негодования у присутствующих: «Да она провокатор! Она нам только мешает! Она здесь чтобы сорвать выборы!» Кто-то из женщин восклицал: «Этот день я запомню надолго!» А я в той же стилистике отвечала: «Расскажите потом своим внукам о вашем вкладе в это великое дело!» Обстановка на участке была далека от деловой. Члены комиссии в нарушение закона позволяли себе покидать помещение во время подсчета голосов. Спорить уже не хотелось  —  так же, как и в течение дня я не придиралась к мелочам (посторонние вещи на столах, сейф с бюллетенями не на видном месте), отвлекаясь на которые, можно пропустить что-то более важное.

При подсчете голосов кандидата Путина был обнаружен один бюллетень с двумя отметками. Такой бюллетень считается испорченным и его пришлось удалить из общей стопки. Но на тот момент все испорченные бюллетени уже были посчитаны и запечатаны для отправки их в ТИК и по этим бюллетеням в документах были проставлены необходимые данные. Вместо того, чтобы распечатать, вложить бюллетень и написать правильные данные, просто зачеркнули число 19, написали рядом число 20 и нагло сообщают, что все сделали! Я задала вопрос: «Ну как же так, ведь в пачке неправильное количество бюллетеней?» Последовал ответ: «Какая разница, это всего лишь один испорченный бюллетень! Подумаешь, всего лишь одна недостающая бумажка!» Совершенно пренебрежительное отношение к человеку, который высказал свою гражданскую позицию, потратил свое личное время!

Я была абсолютно измотана борьбой с комиссией при подсчете голосов и их враждебным отношением. Несмотря на то, что, благодаря моему давлению, удалось посчитать бюллетени всех кандидатов и половину бюллетений кандидата Путина, я все-таки сдалась и не смогла заставить выполнить процедуру подсчета корректно для всего объема бюллетеней.

Когда председатель и секретарь составляли итоговый протокол остальные пошли пить чай. Я наконец-то смогла выйти в туалет. Я очень переживала, что меня могут закрыть там и попросила участкового «посторожить» меня. На обратном пути в коридоре меня застал «куратор». Он прогнал из коридора присутствовавших, попросил сесть и завел беседу о важности скорейшего завершения дела и передачи протокола в ТИК, и о том, как неблагоразумно с моей стороны затягивать процедуру, и что если у них все оборвется, то он задержит меня здесь — на участке — и я буду вместе с ними исправлять ошибки. С его слов первые комиссии, сдавшие протоколы в ТИК, работу свою завершают и отпускаются домой. Последние же, в случае недотягивания общей картины результатов голосования до плана, установленного «администрацией», возвращаются на участки и корректируют итоговые данные. Я сказала, что я ни при каких обстоятельствах не стану выполнять его «техзадание». Далее он пытался выяснить мою финансовую мотивацию в наблюдении на выборах и то ли сделать непрямое предложение какой-то разовой услуги, то ли предложить будущую совместную работу на выборах, рассуждая, что возможны в этом деле «не просто 5000», а «приличные деньги — тыщ двадцать». Я прервала этот разговор, сказав, что это не вопрос цены, а вопрос морального выбора. Кто-то готов делать грязную работу, а я бы не стала заниматься этим ни за какие деньги.

Результаты

Итоговый протокол

Результаты голосования на сайте избирательной комиссии Ростовской области

Зафиксируем параметр: «Число избирательных бюллетеней, содержащихся в стационарных ящиках для голосования  —  2230». Именно эта величина будет у нас опорной для анализа динамики явки на участке.

Рассчитаем официальную явку: 100 * 2376 / 3041 = 78,13%

Анализ явки и коррекция итогов

Таблица 1. Результаты контроля явки наблюдателем

Данные по явке (Таблица 1) формировались по числу бюллетеней, падающих в стационарные ящики каждые 30 минут. Выполнить оценку явки по числу бюллетеней, выдаваемых в руки избирателям не представлялось возможным из-за переполнения участка людьми в первые часы работы. Этот способ был отвергнут после первого часа наблюдения и далее в течение дня не применялся.

Синими столбиками на графике отмечены фактические данные, полученные с использованием ручного счетчика.

Внутри временных отрезков 12:00–12:30, 13:30–14:00 и 14:00–14:30. Лена подвергалась атаке полиции и не успевала считать. С 14:30 до 16 часов Лена уже совсем не имела возможности считать. После 16 часов контроль явки возобновился без пропусков.

Ошибки оценки явки за все периоды наблюдения Лена оценивает следующим образом. С 8 до 9 часов в переполненном помещении она испытывала трудности с подсчетом и ошибка (пропуски) могла составить до 10 человек за 30 минут. В период с 9 до 16 часов, в те интервалы наблюдения, когда она не испытывала давления со стороны полиции, ошибка (пропуски) была не более 3 человек за 30 минут. Данные, начиная с 16 часов она оценивает, как не содержащие ошибок.

Сиреневыми столбиками на графике отмечена явка на участке, полученная из реально измеренной путем выполнения следующих действий:

1. К значениям реальной явки в первых двух интервалах наблюдения (до 9:00) прибавляется 10.
2. К значения реальной явки между 11:00 и 16:00 прибавляется 3 за исключением интервалов наблюдения,в которые Лена противостояла полиции и была удалена с участка.
3. В интервалах наблюдения, когда Лена противостояла полиции и была удалена с участка, вносится среднее значение явки, необходимое для того, чтобы суммарная за все интервалы наблюдения величина явки стала равна величине явки из итогового протокола (2230).

Также на график нанесена средняя динамика явки в течение дня, полученная на выборах в Казани 4 марта 2012 (красные столбики) и 18 сентября 2016 (зеленые столбики). Обратите внимание на то, в какое время в российском городе-миллионнике наблюдается пик явки (около 11 часов) и на характер распределения явки после достижения пика  —  монотонное убывание на продолжительном интервале в несколько часов.

Конечно, динамика явки на отдельном участке может отличаться от динамики, полученной в другом городе-миллионнике усреднением по большому числу участков. Однако, мы считаем крайне маловероятным событием, что на УИК №1681 в период с 13:30 до 16:00 имелся аномальный пик явки, вместивший в себя 35%(!) всей дневной явки, когда, согласно статистическому исследованию [1], этот временной интервал должен захватывать около 17% дневной явки. Есть следующие дополнительные аргументы в пользу этого:

1. После 11:30 очередь мобилизованных избирателей значительно сократилась и уже полностью умещалась в помещении для голосования.
2. После 13:00 общая субъективно ощущаемая активность избирателей стала спадать, что частично подтверждается отметкой «13:00–13:30», когда был перерыв в перепалке с полицией и Лена продолжала вести счет.
3. Даже если с 15:00 до 16:00 (период отсутствия наблюдателя) была новая волна организованных избирателей, стол для голосования по дополнительным спискам пропускает не более 85 человек за 30 минут или 3,8% (см. первую строку в Таблице 1). Но и в этом случае, помимо прогнозируемой явки, остаётся необъяснимый избыток явки примерно в 6%, что соответствует 30 минутам работы участка в самые напряженные часы.

Прямо на графике легко оценить размер аномалии. Подозрительный избыток явки в этом интервале составляет примерно 13% всей явки. Пересчитаем итоговую явку, удалив аномалию 13% в стационарных ящиках для голосования:

Избыток бюллетеней в стационарных ящиках: 2230 * 0,13 = 290

Итоговая явка: 100 * (2376–290) / 3041 ~ 69%

Пересчитаем результаты кандидатов:

• Бабурин: 100 * 11 / (2376–290) = 0,53%
• Грудинин: 100 * 248 / (2376–290) = 11,89%
• Жириновский: 100 * 105 / (2376–290) = 5,03%

Наверное, не будет ни для кого секретом, что если в ящиках присутствуют бюллетени, полученные путем любого вида административного давления или манипуляций со стороны участников комиссии, то с высочайшей долей уверенности на эти бюллетенях проставлена отметка за действующую власть. Поэтому оценку результата кандидата Путина вычисляем, удалив именно у него эти 290 голосов.

• Путин: 100 * (1903–290) / (2376–290) = 77,32%
• Собчак: 100 * 48 / (2376–290) = 2,3%
• Сурайкин:100 * 13 / (2376–290) = 0,62%
• Титов: 100 * 21 / (2376–290) = 1,01%
• Явлинский: 100 * 27 / (2376–290) = 1,29%

Для сравнения, в среднем по стране явка 67,54%, результат кандидата Путина 76,69%.

Несколько слов о Михальчуке, КПРФ и удалении наблюдателей с участков

На момент подготовки этой статьи на различных новостных ресурсах в Интернете можно было найти многочисленные упоминания о том, как ЦИК и КПРФ помогли пресечь незаконные действия лиц, предъявляющих фальшивые направления, выданные от имени Михальчука, которые он, якобы, вообще никому не выдавал. И нет ни одного интервью с главным действующим лицом, в котором бы он объяснил как «его» заявление в ЦИК может одновременно существовать с абсолютно легальными направлениями наблюдателям, которые он собственноручно подписывал.

Рассуждения о том, что наблюдатели пытались незаконно попасть на избирательные участки, не выдерживают никакой критики. Права наблюдателей на участках предельно ограничены. Наблюдатели не имеют никаких шансов нарушить законность процедуры голосования и подсчета голосов, если только они не работают в одной команде с нарушающей закон комиссией. Любые же действия не связанных с комиссией одиночек, направленные на то, чтобы парализовать нормальную работу комиссии, пресекаются полицейскими, присутствующими на участках, просто по призыву председателя комиссии. Но даже если представить, что кто-то решится на некие хулиганские действия и попытается помешать работе комиссии  —  представьте, насколько безрассудным должно быть поведение этих людей, чтобы оставлять на месте «преступления» свои паспортные данные (при регистрации на участке). 

Хорошо, мы, конечно, можем предположить, что безрассудные одиночки все-таки встречаются. Но, судя по сообщениям прессы, случаи удалении наблюдателей с направлениями за подписью Михальчука в городах носили массовый характер и имели широкую географию по стране. Нам видится, что это ни что иное, как спланированная операция по удалению независимых наблюдателей с избирательных участков, в которой партия КПРФ сыграла ключевую роль. Пока господин Михальчук публично не объяснится, случай с заявлением в ЦИК от его имени будет бросать тень на его репутацию. 

Что же касается КПРФ, то мы испытываем огромное недоумение от того, на что эта партия, еще недавно имевшая чуть ли ни самую мощную структуру в стране, тратит свой общественный капитал и каким образом она собирается в дальнейшем бороться за власть на выборах, если собственноручно участвует разрушении этого демократического института. Или быть может тенденцию от выборов к выборам получать все более низкий в процентном отношении результат руководство КПРФ считает позитивной?

Заключительные слова

Лена, конечно, проиграла это сражение. Она не могла в одиночку контролировать несколько процессов, требующих внимания, не могла без достаточной подготовки и опыта быстро и правильно реагировать на многочисленные нарушения закона в условиях, когда любое легитимное обращение к комиссии встречало сопротивление, а подключение к делу правоохранительных органов несло угрозу скорее ей самой. Она, наверное, и не могла победить в одиночку комиссию, состоящую частично из опытных мотивированных фальсификаторов, частично из людей… А вот каких людей? Что с ними не так? Нам достоверно неизвестно.

Быть может, они равнодушны к таким понятиям как честность и справедливость.

Быть может, они безразличны к законам страны, гражданами которой являются.

Быть может, они безразличны к процессу установления истины.

Быть может, они безразличны к работе, которой занимаются и привыкли делать ее плохо, если за это им ничего не бывает.

Быть может, их приверженность к наиболее одобряемому обществом кандидату отключает им все тормоза и они пускаются во все тяжкие вслед за своими «старшими товарищами».

Самое, пожалуй, поразительное, что все описанное происходило на выборах, которые ничего не решали и на которых основной кандидат и так одержал бы убедительную победу в тех стерильных условиях, которые были специально сконструированы.

Возникает вопрос. Когда-нибудь обязательно состоятся выборы, на которых что-то будет решаться по-настоящему. Может ли гражданское общество рассчитывать на то, что без его давления, без его постоянного контроля, система вдруг сама начнет добросовестно исполнять свои же законы?