О российских выборах: к 30-тилетию моих наблюдений

В России прошли очередные федеральные выборы — выборы В. В. Путина. На моей памяти — это уже четырнадцатые федеральные выборы. Плюс еще выборы депутатов Съезда народных депутатов СССР и депутатов Верховного Совета РСФСР. Плюс бесчисленное количество региональных и местных выборов, за которыми я по меньшей мере наблюдал, иногда организовывал, а в 1990-м даже участвовал. Конечно, они были разными, но чем ближе к сегодняшнему дню, тем больше наши выборы проявляли одну характерную черту — управляемость со стороны администрации (исполнительной власти), являющейся вершиной так называемой «вертикали власти».

При этом методы административного управления выборами совершенствуются, становятся менее заметными. Они всё лучше вписываются услужливой судебной властью в рамки закона, услужливо подстраиваемого властью законодательной. В большинстве избирательных комиссий сейчас (в отличие от периода 2007-2011 годов) честно считают голоса; на последних федеральных и многих региональных и местных выборах отказались от таких варварских технологий 1999-2012 годов, как абсурдные отказы в регистрации и отмены регистрации. Грубые технологии отпадают за ненужностью, уступая более тонким, пропедевтическим: управлению политической и гражданской структурой общества, нейтрализации наиболее активных политиков, массированной пропаганде под видом «информирования».

Политтехнологи, да и некоторые политики, не стесняются называть наши выборы «референдумными», подразумевая, что выбирать-то, в общем-то, не из кого. Это касается не всех выборов, но на последних выборах президента России проявилось особенно ярко. После эксперимента с мэром Москвы в 2013 году власть решила больше не экспериментировать. И совсем не потому, что она боялась потерять главную должность в стране, а по той причине, что такие эксперименты размывают конструкцию, имитирующую политическую конкуренцию и выборы. Политическая конкуренция не рождается в одночасье; требуются годы для того, чтобы выросли и, главное, стали известными гражданам разные политические программы и лидеры. И не только годы.

Наличие политических лидеров и программ не является достаточным условием реальной политической конкуренции. В конце концов, у нас в стране давно и без особых проблем существует оппозиционное «Яблоко» с вполне внятной программой и известным лидером. Еще более безпроблемно (правда, во многом и безпрограммно) существуют три партии, заседающие в Думе. Но для реальной политической конкуренции не хватает слишком многого — разделения властей, в том числе самостоятельных законодательных и судебных органов, не зависящей от государства экономики, порождающей, в частности, разнообразие СМИ, некоррумпированных правоохранительных органов. Все это могло бы быть следствием децентрализованного распределения экономических активов, разгосударствливания экономики, впрочем, следствием не прямым и не сразу проявляющимся. Однако наша страна с начала 2000-х не пошла по этому пути, а повернула обратно в сторону централизации экономики, правда не по советскому, а по латиноамериканскому, олигархическому образцу. Эта централизация вернула нас к патерналистстким отношениям государства и граждан, к огосударствливанию СМИ, к концентрации власти, к слиянию ее ветвей, к политическому доминированию одной политической силы.

Во многом процесс централизации был обусловлен конституционными полномочиями президента, но большую роль сыграли также общественные традиции советских времен, доставшаяся от них же огромная армия сотрудников всяких силовых служб (кстати, возглавляемая будущим президентом), а также простая «человеческая» жадность группировки, пришедшей к власти.

Советское устройство имело вполне четкую иерархию, в которой была даже конституционно обозначена доминирующая политическая сила — КПСС. При таком устройстве говорить о публичных выборах власти не приходится, и сейчас общепризнанным является тот факт, что те регулярные мероприятия, которые в СССР назывались выборами, таковыми не являлись. 

С отстранением КПСС от власти наступил период разброда и шатания, период политической вольницы и конкуренции. Был возможен вариант естественного формирования более-менее равновесных политических сил, более-менее цивилизованно борющихся за власть на реальных выборах, и зачатки таких конкурентных выборов мы наблюдали в 90-е годы. Поскольку этот процесс проходил на моих глазах, смею утверждать, что миф о «лихих 90-х» умышленно раздут пропагандистской машиной нынешней власти. В 90-е годы я был и участником, и организатором, и наблюдателем вполне конкурентных и несравненно более честных, чем сейчас, выборов.

В Москве процесс становления новой политической доминанты начался раньше, чем в других частях России. Он почувствовался на выборах мэра в 1996 году и усиливался с каждыми новыми выборами. При изменившемся политическом устройстве, при участии в выборах большого числа политических и общественных организаций, при юридическом определении партий как главных акторов выборов, главным участником выборов стало «неполитическое» объединение московских чиновников с «крепким хозяйственником» Ю. М. Лужковым во главе. «Список Лужкова» был незарегистрированным, но главным на московских выборах, и он с каждыми выборами в Мосгордуму одерживал все более убедительные победы: 27 из 35 в 1997 году, 33 из 35 в 2001 году, 15 из 15 в 2005-м и 17 из 17 в 2009-м (в последних двух случаях речь идет о выборах по одномандатным округам).

В Москве после 1996 года появилась новая доминирующая политическая сила — корпорация чиновников, кратко говоря, — администрация. Эта сила, не объявляла себя политической партией, но также, как когда-то КПСС, была и участником, и организатором выборов. Эта сила формировала нужного качества избирательные комиссии, управляла судами и правоохранительными органами, отбирала нужных кандидатов и поддерживала их на выборах. И все это она делала, не афишируя свое участие в выборах.

После 2000-го года аналогичный процесс стал распространяться по всей стране. При этом приемы распространения были поразительно похожи: В. В. Путин многое позаимствовал у Ю. М. Лужкова. Все началось с неконституционного переустройства административной вертикали — образования федеральных (в Москве — административных) округов, продолжилось подчинением государству СМИ и бизнеса, судов, законодателей и избирательных комиссий. С правоохранительными органами было проще: прокуратура, ФСБ и прочие, и так были структурами федерального подчинения. Политического изобретателя-первопроходца, естественно, пришлось устранить.

К 2011 году реконструкция выборов была завершена по всей стране, были проведены скандальные выборы в Госдуму, после которых стало ясно, что нужна более тонкая настройка выборов. Ответственный за выборы в Кремле был сменен, и выборы 2012 года прошли уже с меньшей долей прямых фальсификаций. Но к этому времени дело было сделано: политическая конструкция отлажена настолько, что выборы перестали быть самостоятельным институтом, играющим значительную роль в жизни страны.

В российских конституциях до 1993 года про выборы говорилось много, но не указывалось их общественное предназначение. В Конституции 1993 года про выборы было сказано коротко, но главное: «Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы» (ч. 3 ст. 3). Пусть каждый читатель попробует соотнести эту фразу с нашими выборами, поставить для себя вопрос о том, в какой мере наши выборы выражают власть народа? Отражают ли избранные органы его интересы, представление о достойной жизни? Хороши ли законы, которые принимают избранные законодатели и хорошо ли хозяйничают избранные руководители?

Уверен, что большая часть граждан ответит на этот вопрос отрицательно. Но если это так, то, значит, наши выборы не выполняют своего конституционного предназначения.

Возникает вопрос, можно ли изменить выборы так, чтобы они стали отвечать Конституции? Иначе говоря, можем ли мы, потянув за ниточку выборов, изменить нашу жизнь к лучшему? Лично для меня этот вопрос особенно актуален, поскольку именно совершенствованием наших выборов я и занимаюсь. И в последнее время вроде бы руководство нашей избирательной системы стало более добросовестным, и налажена связь между реальными наблюдателями и критиками наших выборов, и меньше стало прямых фальсификаций. А выборы все равно не кажутся настоящими и соответствующими Конституции...

Как было сказано выше, выборы — институт не самостоятельный. Слишком сильно этот институт встроен в политическую и государственную системы страны. И без изменения по крайней мере некоторых подсистем не получится ничего. Поэтому, говоря о совершенствовании выборов, мы вынуждены затрагивать вещи, покушение на которые вполне тянет на политическую деятельность.

Вернемся, однако, ближе к избирательной системе. Нам не решить проблему декоративности наших выборов без решения по крайней мере двух принципиальных вопросов, которые, естественно, носят политический, а не технический характер.

Во-первых, следует существенно ослабить ограничения, наложенные у нас со всех сторон на пассивное избирательное право, то есть на возможность выдвигать и регистрировать кандидатов. Тут целый букет проблем, начиная от юридической регистрации опасных для действующей администрации партий и политических преследований оппозиционеров, и заканчивая «резиновыми» формулировками оснований для отказа в регистрации и почти запретительными требованиями на сбор подписей.

Во-вторых, следует радикально изменить составы всех избирательных комиссий уровня выше участковых. Тот кадровый состав комиссий, который существует сейчас — это состав, подобранный администрацией, которая, как было написано выше, и является основным участником выборов. Эти комиссии политически ангажированы, в силу ли каких-то материальных стимулов или просто в силу политических и психологических убеждений их членов, и они не могут принимать объективные решения, обеспечивающие равноправие кандидатов. Мотивы членов комиссий при принятии решений могут быть различны, и они не всегда носят примитивно конъюнктурный характер, но результат от этого не меняется. Новый состав ЦИК РФ в меньшей степени конъюнктурно ориентирован; тем не менее, он, также как и предыдущий состав, не замечает огромного перекоса в «информировании» о главном кандидате, и также согласует кандидатуры назначаемых членов региональных комиссий с администрацией. Вся существующая система избиркомов подконтрольна администрации и, увы, не представляет независимую от действующей власти силу. А, следовательно, будет проводить такие выборы, которые являются самовоспроизводством власти, вне зависимости от того, выражают ли они волю народа. Конечно, проблема формирования избирательных комиссий совсем не простая, но если ее не решить, то наши выборы останутся такими же декоративными, как сейчас.

Увы, эти благие пожелания могут быть исполнены только если этого захочет власть. Мы попадаем в замкнутый круг: выборы могут изменить власть, но именно она управляет выборами. Такая ситуация опасна по той причине, что выборы не являются регулятором стабильного развития страны. И решение проблем постепенно выходит за рамки демократических процедур.